По всякому случалось ему относиться к этому дню.

Бывало и сложно, то есть с ложью наперевес и с букетом в зубах. На окружающую среду в миг падал багряный морок закатности.

А то ложилось в масть — пафос большого стиля спасал от зажима перед предметом грёзы.

Представить Клару Цеткин и Розу Люксембург заполошными героинями стопервых рассказок для доверчивых ушей совсем ещё маленькой дочки — так нехитрым комикованием он хотел разжаловать восьмое число весеннего месяца марта до звания рядового. Для себя.

Зачем? Да, бог его знает.

Может хотел вычеркнуть из памяти какие-то неловкие страницы.

Может считал сам факт государственной регламентации его сугубо мужского аспекта бытия чем-то неподобающим.

А может быть, он подсознательно стремился возвысить себя до роли почитателя вечной женственности в её непрерывном полёте, желая самому себе дотянуться до ипостаси праздника, который всегда с Тобой.